Новое деревянное

Почему в России, когда-то бывшей «деревянной державой», так мало строят из дерева? Почему деревянные дома столь однообразны? Возможна ли вообще современная архитектура из дерева? Ответом на некоторые из этих вопросов стала выставка «Новое деревянное. 1999–2009. Русская архитектура в поисках идентичности», которая прошла в Музее архитектуры (МУАР). Ее куратор архитектурный критик Николай Малинин представил 120 самых разных сооружений из дерева, построенных российскими зодчими за последние десять лет. Чтобы ответить на остальные вопросы, была организована архитектурная премия «АрхиWood» за лучшее сооружение из дерева. Претендентов на нее будут искать по всей России, а первых победителей объявят в мае на II Московской архитектурной биеннале.

Вне города, вне мира

Частокол покосившихся столбиков и маленькие фотографии на них. Дизайн выставки «Новое деревянное» аскетичен, но с пространством «Руины» (так называется этот флигель МУАРа) сочетается отменно. Столбики высоковаты: чтобы разглядеть, приходится тянуться. Видимо, это должно напоминать о высоких заборах, за которыми обычно такая архитектура живет. Кроме того, в поисках этикетки каждый столбик надо обойти — кажется, будто грибники бродят по лесу.

Простодушный восторг куратора понятен: первым прошел и вон сколько собрал! Но сегодня отчетные выставки не в моде: если речь о «красоте», то фотографии должны быть во всю стену, а если это «провокация», то где обнаженка с членовредилкой? На самом же деле есть три вызова, на которые выставка пытается ответить. С одной стороны, есть типовое деревянное домостроение, уныло воспроизводящее одну и ту же избушку. С другой стороны, есть мощная традиция — оригинальное деревянное зодчество русского Севера. Наконец, есть современная мировая архитектура, в которой дерево стало одним из самых модных материалов.

Сегодня из дерева строят все, что угодно, не только жилые дома, но и театры, кафе, рынки, галереи, спортзалы. Строят изобретательно и красиво. Увлечены деревом даже такие мастера хайтека, как Ричард Роджерс и Ренцо Пиано: первый построил сногсшибательный Дворец юстиции в Бордо, второй — не менее экстравагантный культурный центр в Новой Каледонии. Увлекается деревом и молодежь: половина объектов, номинированных на самую авангардистскую премию мира AR Awards, деревянные.

Мотель спорткомплекса «Лисья нора» архитектора Светланы Головиной

Фото: Александр Малютин

Но русских имен там нет, и как ответ на эту несправедливость выставка смотрится отлично. Вплоть до того, что она вполне могла бы представлять Россию на Венецианской биеннале. Ведь если что и попадает в поле зрения западных экспертов, так именно подобная архитектура: в знаменитом Атласе современной архитектуры издательства Phaidon три из шести русских объектов — «деревяшки». Понятно, что именно этого взыскует взгляд образованного иностранца — самобытности в современном прочтении. И именно это выставка ему дает.

Наш пятистенок

Самый яркий персонаж здесь — Александр Бродский. Каждая его постройка как бы невсерьез, но при этом она неизменно становится метафорой. Главный же парадокс в том, что содержанием метафоры оказывается совсем не то, чем принято гордиться. Бродский как никто умеет поэтизировать родимые недостатки — сокрушаясь, но неизменно любя. Взять ресторан «95 градусов». Все у нас валится? Так мы заранее наклоним стойки на лишних 5 градусов. Все у нас кое-как? Так мы сделаем пространство в эстетике дачного самостроя. Все у нас на понтах? Так мы загоним в эту хлипкую с виду лачугу фешенебельный ресторан! И в результате возникает фантастический по точности образ России рубежа веков — страшно противоречивый, но жутко обаятельный.

Эстетика Бродского идеально отвечает пафосу всего проекта: доказать, что прекрасное можно создавать из простого, бедного, из вторсырья (павильон для водочных церемоний, сплошь собранный из старых окон, или ротонда на фестивале «Арх-Стояние» из старых дверей). Недаром своим названием выставка окликает главный арт-проект последнего года — выставку Марата Гельмана «Русское бедное». Правда, в этом направлении за Бродским идут разве что студенты, чьи эффектные арт-объекты из того же буквально подножного стройматериала строятся на фестивалях «Города».

Другое направление в «новом деревянном» — обозначим его как «лирический экспрессионизм» — связано с именами Светланы Головиной и Тотана Кузембаева. Опираются они, с одной стороны, на русский авангард, а с другой — на новые технологические возможности. Поэтому их дома непременно летят (над землей ли, над водой ли), стены и крыши гнутся и круглятся, сверкая то непривычным красным цветом, то, наоборот, привычным гонтом. Недаром у каждого такого сооружения сразу образуется имя: «дом-телескоп», «дом-скат», «дом-удав».

Третье направление представлено работами Николая Белоусова, Александра Ермолаева, Михаила Лабазова, Ильи Уткина. Оно берет начало в национальных плотницких традициях, но развивает их с напором, порой с гротеском. Так когда-то начинался русский неоклассицизм — рисунками Ивана Фомина, который утрировал тектонику, то есть обнажал суть классицизма, любуясь ею и заостряя ее. Так же и Белоусов любуется традиционным рубленым домом, но явно его утрирует, увеличивая выпуск бревен или подчеркивая их спелость контрастом с поликарбонатом. Это не просто сруб, как он есть, а его художественная идея, его квинтэссенция.

Есть в «русском дереве» европейская минималистическая линия — за нее отвечают Евгений Асс и его ученики: бюро «Панаком», Группа ДНК, Федор Дубинников. Это строгие, сдержанные дома, лишенные, как правило, всяких украшательств, призванные научить русского домостроителя ценить простоту и рациональность. К этому же флангу примыкает бюро «Проект Меганом». Оно прославилось как сараем в Николо-Ленивце (где первую скрипку играет свет), так и театром в Жуковке. Он, правда, деревом лишь облицован, но тему дерева как декора устроители выставки разумно решили не игнорировать, полагая, что это его не менее важная роль — «легитимизировать» здание в пейзаже, «прописывать» его в старом дачном поселке или удачно комбинироваться с камнем и металлом, становясь неотъемлемой частью образа.

Наконец, пятая «стена» — Николай Полисский и его артель в Николо-Ленивце. Возможно, это не вполне архитектура, скорее ленд-арт, но именно этой темы — единения с природой — мучительно не хватает современной архитектуре, отгороженной от мира глухими заборами. Одновременно каждый объект Полисского тяготеет к скульптуре (будь то «Дровник», «Маяк», «Градирня» или «Арка» в московских Лихоборах), демонстрируя пластичность дерева во всех его проявлениях (дрова, ветки, палки). Удачно развивают эту тему и Влад Савинкин с Владимиром Кузьминым в знаменитом «Николином ухе».

Есть идея — нет «Икеи»

Но если с этой задачей — продемонстрировать сокровенную силу русской архитектуры — выставка справилась, то ответить на вопрос, почему же при наличии таких образцов для подражания подражания не происходит, куда труднее. Казалось бы, все для этого есть. Во-первых, собственно лес — 22% всего мирового запаса, что означает первое место в мире. В практическом измерении это 80 млрд кубометров древесины с ежегодным приростом в миллиард. Но при этом всем известно, что основная масса леса идет как сырье за границу, перерабатывается внутри страны лишь пятая часть от вырубаемого. Кроме того, 70% потенциально пригодного леса сгнивает на корню. В результате если в Америке доля деревянных домов от всех строящихся в году 80%, то в России — лишь 5%.

Во-вторых, очевидно, что деревянный дом может быть дешевле кирпичного. Но тут все зависит от технологии. Небольшой сруб можно купить и за несколько сот тысяч рублей. За 200–300 тыс. рублей можно построить и сборно-щитовой домик под дачу. Другое дело дома для постоянного проживания. Каркасные дома могут стоить 15–30 тыс. рублей за квадратный метр. Комплект дома из российского клееного бруса можно купить и за 20 тыс. рублей за метр, в то время как финские дома из клееного бурса или оцилиндрованного бревна обойдутся как минимум в два раза дороже.

На открытии выставки Тотан Кузембаев и Николай Белоусов хором заявили, что качественный деревянный дом с неординарной архитектурой и соблюдением всех необходимых технологий строительства может обойтись и в 500–700 евро за квадратный метр. То есть в принципе идея «архитектурной IKEA» не так уж нереальна. Как и возможность объединения ради нее девелопера, производителя и талантливого архитектора. Но все равно понятно, что сооружение, выполненное по индивидуальному проекту, дешевым быть по определению не может. И тут встает главный вопрос — а есть ли у такого продукта потребитель?

Ваши бревна пахнут ладаном

Вроде бы в России все очень любят дерево, все в один голос твердят о его теплоте, человечности, экологичности, не забывают о поле и ауре. Но когда дело доходит до архитектуры, заказчик тут же начинает экономить. Похоже, русскому человеку она просто не нужна. Тогда как в русской традиции архитектура дома не мыслилась без дерева, а деревянный дом не мыслился без архитектуры. Польза и красота соединялись в единый феномен, образцы которого, слава богу, до сих пор в изобилии украшают нашу страну.

Возможно, проблема парадоксально заключается именно в силе традиции. В том, что дерево ассоциируется исключительно с историей, а значит — с уходящим укладом, с чем-то патриархальным и маргинальным. Нынешний же русский человек в большинстве своем человек советский, надолго отлученный от возможности быть современным, и он этой возможностью еще не насытился.

Кроме того, постсоветская эпоха, в которую формировался нынешний заказчик, — это эпоха шальных денег, ощущения непрочности и временности. В этой ситуации особую значимость обретает надежность, прочность дома, а дерево в этом смысле все равно уступает кирпичу. Да, современные технологии позволяют смело говорить о полувеке службы деревянного дома. И казалось бы, в век стремительно меняющихся предпочтений к чему больше? Но в России понятие «ликвидность» ассоциируется пока лишь с «ликвидацией» — дома, бизнеса, человека.

Наконец, нельзя сбрасывать со счетов вопрос самоидентификации. Конечно, русский человек всегда гордился своим домом, но никогда, как кажется, подмена реальности репрезентативностью не доходила до такой степени. Сама по себе идея дома-для-жизни трансформировалась в идею дома-для-статуса. Образ богатства стал доминирующим, а дерево как самый дешевый материал сюда заведомо не вписывается.

Красота загородного дома во много определяется и его расположением в ландшафте. В русской традиции деревянный дом строился в обязательной гармонии с природой. Но в нынешней ситуации главным формообразующим фактором выступает высокий забор, а природа на участке исчерпывается лужайкой и лужицей прудика. Еще русский дом, как правило, строился всем миром.

Впрочем, глобальный кризис меняет не только экономику. И внимание все чаще обращается на самый распространенный и не самый дорогой материал. Меняется и менталитет, проникаясь современными веяниями экологичности, сдержанности, простоты. А это как раз то, чем наполнены лучшие образцы современной русской деревянной архитектуры.

Олег Солнцев

http://www.expert.ru/

фото: Александр Малютин http://www.expert.ru/