По зову мрамора

В Афинах состоялось торжественное открытие нового музея Акрополя. В здании, выстроенном по проекту знаменитого швейцарско-американского архитектора Бернара Чуми, теперь будут экспонироваться скульптуры, украшавшие когда-то драгоценнейшие памятники античной цивилизации, храмы афинского Акрополя. На открытие музея приехали сотни высокопоставленных гостей со всего света, среди которых СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ не увидел представителей Великобритании.

И афинянам, и туристам сложно усомниться, что речь идет о главном музейном событии десятилетия: плакаты, оповещающие об открытии нового музея, чуть ли не забивают всю остальную наружную рекламу в городе, а билеты на посещение музея еще до открытия были распроданы на неделю вперед. И все же чисто музейные события редко бывают обставлены именно так — с полицейскими кордонами на перекрытых улицах и с местными семействами, высыпавшими на свои балконы посмотреть на проезд нескончаемых кортежей.

В речах президента Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу (изящно процитировавшего Маргерит Юрсенар в подлиннике) и генерального директора ЮНЕСКО Коитиро Мацууры было больше общих слов о непреходящем значении эллинского наследия, а вот греческие официальные лица были более определенны. Получалось, что радость по поводу открытия музея изначально подпорчена, поскольку скульптуры, вывезенные двести лет назад лордом Элджином, по-прежнему находятся в Британском музее, и что разрозненность мраморов Парфенона — культурная потеря для всего человечества, лишенного возможности увидеть их разом. Детали самой церемонии, соответственно, выражали упование на то, что когда-нибудь мраморы воссоединятся: министр культуры Греции Антонис Самарас с достоинством древнего жреца приложил сохранившийся в Афинах фрагмент с головой вестницы богов Ириды к телу богини на гипсовом слепке с увезенного в Лондон рельефа. "Жест символический и полный надежды",— со смешанным выражением благоговейного восторга и подобающей моменту печали немедленно прокомментировал директор музея Димитрис Пандермалис.

Если разобраться, то и само возведение нового музея можно назвать символическим жестом, полным надежды, невзирая ни на затраты, далеко не символические (около $180 млн), ни на сложную историю проектирования. Начиная с 1970-х прошло четыре конкурса на проект музея, три из которых кончились ничем; четвертый, где победил Бернар Чуми (согласно официальным документам, в соавторстве с греком Михаилом Фотиадисом), оказался результативнее, но к Олимпиаде 2004 года все равно не успели — словом, по российским меркам вполне привычный расклад. В принципе музей Акрополя существует еще с XIX века, но его прежние помещения, на две трети вырубленные в самой скале Акрополя, совсем крохотные, и даже сохранившиеся в Афинах скульптурные подлинники ютились там в очевидной тесноте. А Британский музей, с другой стороны, свою часть знаменитых антиков показывает в совершенно королевских условиях (да еще и не берет денег за вход) — если учитывать, что спор о древностях прилично вести не только ради самого обладания, но и ради того, чтобы их комфортным образом могли увидеть все желающие, то на английской стороне был весомый аргумент.

Этого аргумента теперь нет — новый музей, выстроенный в пяти минутах ходьбы от самого Акрополя, больше прежнего в десять раз, и это, безусловно, прекрасный образец современного музея, выстроенного под уникальную коллекцию в уникальном месте. Строгое четырехэтажное здание из стекла и бетона в форме неправильной трапеции аккуратно вписано в участок, на котором обнаружились остатки домов позднеантичных и ранневизантийских времен, поэтому часть здания стоит на опорах, между которыми сквозь стеклянные перекрытия можно разглядеть законсервированные раскопы. Экспозиционные помещения менее всего похожи на стандартную вереницу музейных залов, это привольные светлые пространства, где тщательно очищенные лазером статуи и рельефы выставлены без всяких витрин, с точным расчетом на помощь естественного дневного освещения. Поднявшись через зону частных кумирен и вотивных скульптур, обнаруженных на склонах Акрополя, посетитель видит сначала загадочно улыбающихся "Кор" архаической эпохи, потом остатки хрестоматийных шедевров времен классических Афин, потом детали скульптурного декора храмов Акрополя — включая красиво стоящих над главной лестницей пятерых кариатид Эрехтейона (шестая опять же находится в Лондоне), которые для этого музея являются чем-то вроде коллективной "Моны Лизы".

Но самое главное, почти сакральное пространство нового музея — его верхний уровень, представляющий собой стеклянный параллелепипед, развернутый по отношению к основному зданию градусов на тридцать. Смотрится как волевой художественный жест архитектора, но нет: и размерами, и ориентацией эта часть здания точно повторяет Парфенон, рельефы с которого здесь выставлены — во-первых, часть скульптурных метоп с наружного фриза, во-вторых, остатки скульптурных групп с двух фронтонов, в-третьих и в главных — знаменитый внутренний фриз с изображением процессии Великих Панафиней. Желтоватый мрамор кропотливо собранных буквально по кусочкам подлинников контрастирует с белизной гипсовых отливок, которых, увы, обескураживающе много — граф Элджин в свое время увез около двух третей фриза. В этой фрагментарности в конце концов начинаешь ощущать нечто по-человечески обидное, что, видимо, и входило в планы создателей музея — хотя реальные виды на возвращение утраченных скульптур не становятся от этого более реальными: Британский музей согласился одолжить афинянам "мраморы Элджина" только на условиях признания его собственности на них, из-за чего многолетний спор о сокровищах Акрополя пока что снова оказался в тупике.

Сергей Ходнев

http://www.kommersant.ru/

Фото: Reuters http://www.kommersant.ru/